Леонид Соловьев "Повесть о Ходже Насреддине"

Перечитал старую книжку. Еще Лениздатовскую от 1980 года.

Леонид Соловьев - писатель советский. Он написал довольно много пропагандистских вещей для советской власти. Однако запомнился своей книгой о  фольклорном персонаже мусульманского Востока и некоторых народов Средиземноморья и Балкан, герое коротких юмористических и сатирических миниатюр и анекдотов, а иногда и бытовых сказок - Ходже Насреддине.

Поэтому творчество Соловьева справедливо характеризуется следующим образом:

Место, занимаемое Соловьёвым в русской литературе, он обеспечил себе, написав книгу о полулегендарном народном мудреце, жившем в XIII столетии; основу этой книги и составляют около 300 забавных происшествий из жизни Ходжи Насреддина, дошедших до нашего времени. Образ Насреддина в книге Соловьёва сохранил традиционную смесь плутовства и благородства, направленного на защиту угнетённых, мудрости и любви к приключениям; причём во второй части книги сильно ослаблена фантастически-развлекательная сторона. В свободно обработанных автором эпизодах из жизни Насреддина сохранён стиль, присущий восточной литературе с её образностью и эффектной выразительностью (из Википедии).

Книга состоит из двух частей, написанных в разное время.

1 часть "Возмутитель спокойствия" 1939 года.

2 часть "Очарованный принц" 1954 года.

В аннотации к книге указано, что:

Первая часть "Повести о Ходже Насреддине" - "Возмутитель спокойствия" - рассказывает о приключениях героя в Бухаре, она уморительно смешна и динамична. Вторая - "Очарованный принц" - более размерена и эпична.

И действительно, первая часть короткая и емкая. Вторая же более фантастична, если не сказать фантасмагорична, и более затянута.

Но какой язык! Какой стиль изложения!

Соловьев большую часть жизни провел на Востоке, который, как известно, "дело тонкое". Поэтому с блеском овладел способностью к красочному и витиеватому описанию событий, диалогов, монологов.

Так образно написана вся книга. И ее определенно стоит почитать.

Избранные цитаты и отрывки

Вот она - песня главного героя. Здесь все его мировоззрение, его вера, его жизнь.

Я - Ходжа Насреддин, сам себе господин,И скажу - не совру - никогда не умру!Пусть бухарский эмир говорит на весь мир,Что смутьян я и вор, пусть готовит топор,Но я - Ходжа Насреддин, сам себе господин,И скажу - не совру - никогда не умру!Буду жить, буду петь, и на солнце глядеть,И кричать на весь мир: пусть подохнет эмир!И султан с давних пор мне готовит топор,Шах иранский - веревку, хан хивинский - костер.Но я - Ходжа Насреддин, сам себе господин,И скажу - не совру - никогда не умру!Нищий, босый и голый, я - бродяга веселый,Буду жить, буду петь и на солнце глядеть,Сын народа любимый и судьбою хранимый,Я смеюсь над султаном, над эмиром и ханом!Я - Ходжа Насреддин - сам себе господин,И скажу - не совру - никогда не умру!

А вот еще

Ходжа Насреддин с неподдельным вниманием слушал пророчества нищего о райском расцвете земли, - не раньше, правда, чем через тысячу пятьсот лет... Старый дервиш был в точности осведомлен о своем бессмертии, поэтому держался с веками и тысячелетиями запросто, на дружеской ноге, но Ходжу Насреддина такой срок повергал в уныние. Он привык считать землю своим родным домом, а не случайным караван-сараем на путях звездных странствований, и ему хотелось поскорее навести в этом доме порядок.

Скромность - не порок!

- Имя, имя! - закричали все хором. - Скажи нам свое имя, чтобы мы знали, кого благодарить в молитвах.- Зачем вам знать мое имя? Истинная добродетель не нуждается в славе, что же касается молитв, то у аллаха есть много ангелов, извещающих его о благочестивых поступках... Если же ангелы ленивы и нерадивы и спят где-нибудь на мягких облаках, вместо того чтобы вести счет всем благочестивым и всем богохульным делам на земле, то молитвы ваши все равно не помогут, ибо аллах был бы просто глуп, если бы верил людям на слово, не требуя подтверждения от доверенных лиц.

Одна из самых известных притч

- Ну, значит, ты заранее можешь проститься со своей головой! - воскликнул чайханщик. - Да где же это видано, чтобы ишаки учились богословию и наизусть читали коран!- Таких ишаков немало и сейчас в Бухаре, - ответил Ходжа Насреддин. - Скажу еще, что получить пять тысяч таньга золотом и хорошего ишака в хозяйство - это человеку не каждый день удается. А голову мою не оплакивай, потому что за двадцать лет кто-нибудь из нас уж обязательно умрет - или я, или эмир, или этот ишак. А тогда поди разбирайся, кто из нас троих лучше знал богословие!

Как излагает! Ведь можно просто сказать: Он дурак. Ан нет. Красота!

Старость хотя и покрыла серебром его голову, но обогатила ее лишь снаружи, не превратив в золото то, что находится внутри головы. Он не смог вместить в себя мою мудрость. Он ничего не понял

Врачебные премудрости (или скорее предусмотрительности)

Эта болезнь мучила его жестоко и не отступала, несмотря на дружные уверения дворцовых лекарей, что она с каждым днем слабеет и скоро исчезнет совсем. Лекари не лгали хану, они только не договаривали, что исчезнет она вместе с ним...

О, женщины. И все-то Вам не так, и все не эдак.

Но Гюльджан... как быть с нею? Сказать ей прямо, открыть правду? Но ты ведь знаешь ее природу: если бы она вдруг утонула в реке, - спаси нас аллах и помилуй от подобного случая! - то я бы пошел искать ее тело не вниз по течению, а вверх!

Просто лесть. Но как излагает!

Именно подвигнутый высшими соображениями, я и привел сегодня во дворец слабосильных верблюдов моих раздумий, дабы повергнуть их на колени перед караван-сараем царственного могущества и напоить из родника державной мудрости...

Истина в вине?

Кувшин - коварный собеседник: он всегда притворяется, что на его дне, как драгоценная жемчужина, сокрыта самая главная истина, и с каждым глотком - к ней ближе, А когда наконец самоотверженными усилиями дно достигнуто - отважный искатель уже не в силах не только овладеть жемчужиной, но даже и разглядеть ее.

Обмани меня!

ибо все такие люди - звездочеты, исследователи, поэты, искатели жизненного настоя и волшебного камня, обращающего свинец в золото, - все они почитались уже и в тогдашние времена большими глупцами, ничего не соображающими в делах обыденной жизни, а потому подлежащими неукоснительному обжуливанию на каждом шагу со стороны здравомыслящих, чей разум, вместо опасных крыльев, располагает четырьмя десятками юрких маленьких ножек, очень удобных для прибыльного и вполне безопасного шныряния по земле.

Красочное описание гестаповских застенок

Их дальнейшая судьба нам неизвестна, однако мы верим, что они уж больше не попадали на помол в ту достославную мельницу, где воды своекорыстий вертят колеса хитростей, где валы честолюбии приводят в движение зубчатки доносов и жернова зависти размалывают зерна лжи...

Вот она - вселенская придворная мудрость

- В чем состоит наипервейшая обязанность придворного? - спросил эмир.
Ходжа Насреддин ответил ему так:
- О великий и блистательный повелитель! Наипервейшая обязанность придворного состоит в каждодневном упражнении спинного хребта, дабы последний приобрел необходимую гибкость, без чего придворный не может достойным образом выразить свою преданность и свое благоговение. Спинной хребет придворного должен обладать способностью изгибаться, а также извиваться во всех направлениях, в отличие от окостеневшего хребта какого-нибудь простолюдина, который даже и поклониться не умеет как следует.

Ну и напоследок длинный, но наикрасивейший диалог двух стоящих друг друга плутов

- Клянусь аллахом, ты ошибаешься, - ответил Ходжа Насреддин. - Жеребец здесь совсем ни при чем. Посуди сам - ты ведь слышал весь разговор. Твой господин, человек щедрый и благочестивый, желая помочь бедняку, спросил: хочу ли я получить триста таньга серебром? - и я ответил, что, конечно, хочу. И он дал мне триста таньга, да продлит аллах дни его жизни! Но предварительно он решил испытать мою скромность и мое смирение, дабы убедиться, что я заслуживаю награды. Он сказал: "Я не спрашиваю, чей это жеребец и откуда он" - желая проверить, не назову ли я себя из ложной гордости хозяином этого жеребца. Я промолчал, и щедрый, благочестивый купец остался доволен этим. Потом он сказал, что такой жеребец был бы слишком хорош для меня, я с ним вполне согласился, и он опять остался доволен. Затем он сказал, что я нашел на дороге то, что может быть обменено на серебро, намекая этим на мое усердие и твердость в исламе, которые я обрел в своих скитаниях по святым местам. И он тогда наградил меня, дабы этим благочестивым делом заранее облегчить себе переход в рай по загробному мосту, что легче волоса и тоньше острия меча, как говорит священный коран. В первой же молитве я сообщу аллаху о благочестивом поступке твоего господина, дабы аллах заранее приготовил для него перила на этом мосту.
Слуга задумался, потом сказал с хитрой усмешкой, от которой Ходже Насреддину стало как-то не по себе:
- Ты прав, о путник! И как это я сразу не догадался, что твой разговор с моим хозяином имеет столь добродетельный смысл! Но если уж ты решил помочь моему господину в переходе по загробному мосту, то лучше, чтобы перила были с двух сторон. Оно выйдет крепче и надежнее. Я тоже с удовольствием помолился бы за моего господина, чтобы аллах поставил перила и с другой стороны.
- Так помолись! - воскликнул Ходжа Насреддин. - Кто мешает тебе? Ты даже обязан это сделать. Разве не повелевает коран рабам и слугам ежедневно молиться за своих господ, не требуя особой награды...
- Заворачивай ишака! - грубо сказал слуга и, тронув лошадь, прижал Ходжу Насреддина к забору. - Ну, живее, не заставляй меня терять попусту время!
- Подожди, - торопливо прервал его Ходжа Насреддин. - Я еще не все сказал. Я собирался прочесть молитву в триста слов, по числу таньга, полученных мною. Но теперь я думаю, что можно обойтись молитвой в двести пятьдесят слов. Перила с моей стороны будут только чуть-чуть потоньше и покороче. А ты прочтешь молитву в пятьдесят слов, и премудрый аллах сумеет из тех же бревен выкроить перила на твою сторону.
- Как же так? - возразил слуга. - Значит, мои перила будут в пять раз короче твоих?
- Но зато они будут в самом опасном месте! - с живостью добавил Ходжа Насреддин.
- Нет! Я не согласен на такие коротенькие перила! - решительно сказал слуга. - Значит, часть моста будет неогороженной! Я весь бледнею и покрываюсь холодным потом при мысли о страшной опасности, угрожающей моему господину! Я полагаю, что мы оба должны прочесть молитвы по сто пятьдесят слов, чтобы перила были с обеих сторон одинаковыми. Ну, пусть они будут тоненькие, зато с двух сторон. А если ты не согласен, то я в этом вижу злой умысел против моего господина - значит, ты хочешь, чтобы он свалился с моста! И я сейчас позову людей, и ты прямым ходом отправишься в подземную тюрьму!
- Тоненькие перила! - в ярости вскричал Ходжа Насреддин, чувствуя как бы слабое пошевеливание кошелька в своем поясе. - По-твоему, достаточно огородить этот мост прутиками! Пойми же, что перила с одной стороны должны быть непременно толще и крепче, дабы купцу было за что ухватиться, если он оступится и будет падать!
- Сама истина говорит твоими устами! - радостно воскликнул слуга. - Пусть они будут толще с моей стороны, а я уж не пожалею труда и прочту молитву в двести слов!
- А в триста не хочешь? - злобно сказал Ходжа Насреддин.
Они долго спорили на дороге. Редкие прохожие, слышавшие обрывки разговора, почтительно кланялись, принимая Ходжу Насреддина и рябого слугу за благочестивых паломников, возвращающихся с поклонения святым местам.
Когда они расставались, кошелек Ходжи Насреддина был легче наполовину: они договорились, что мост, ведущий в рай, должен быть огорожен для купца с двух сторон совершенно одинаковыми по длине и прочности перилами.
- Прощай, путник, - сказал слуга. - Сегодня мы с тобой совершили благочестивое дело.
- Прощай, добрый, преданный и добродетельный слуга, столь пекущийся о спасении души своего хозяина. Скажу еще, что в споре ты не уступишь, наверное, даже самому Ходже Насреддину.